Прежде чем поднять технические вопросы фриспича и дата-коллекшн, хочется обговорить моменты презентации проекта. Как показала нам еще пресс-кампания вокруг коронации Николая Первого, русский значит пиарщик. А современный русский пиарщик абсолютно. По праву рождения, так сказать. Я давно присоединилась к народному движу. Я родилась в 1996 году, меня облучило кампанией Ельцина еще в материнской утробе. И жизнь продолжает склонять меня к пиару. Как и тебя, дорогой читатель.
К моменту моего присоединения к стартапу Райан и Артур уже запустили альфа-версию приложения. Приложение выглядело как всратый реддит с красно-зелеными кнопочками апвоута и даунвоута. Жаловались на жизнь там три калеки, коллеги Артура по математическим парам, и миллиард виртуалов Райана Шиллера.
Впрочем, эта альфа-версия была более чем достойна похвалы. Приложение было сделано с полного нуля. Артур был краснодипломным отличником в Computer Science, но кодить он умел только сложные финансовые схемы (позже заведшие его в Goldman Sachs, где он вроде бы сейчас и гоняет алгоритмы во славу мирового капитала). Тем врееменем за пост-Таглитное лето Райан, учившийся на новодельной специальности Global Affairs на профессионального глобалиста, научился в Swift. Благодаря его охуевшей способности влипнуть в код родилось приложение, прошедшее модерацию в Апп-Сторе.
Как там говорят продажники? Сначала продавай говно, а потом уже парься по поводу упаковки. Намешанная мулька фриспича была продана мне именно так. Я сделяль. Впрочем, я не продажница, а молодая гуманитарная женщина. Искренне считаю, что если уж делаешь, делай красиво.
Поэтому мое первое предложение Либрексу включало в себя срочную разработку фирменного стиля.
Мне очень нравился медиа-центр на Йорк-стрит.
Большинство публичных пространств Йеля были либо гипермодерновыми, либо глубоко колониальными. И все они были обсижены студентами. Местная культура гиперпродуктивности приводила к тому, что все студенты учились исключительно публично. В кондиционированных коридорах подземного Басса или многоэтажных лабиринтах Стерлинга -- везде сидели амфетаминовые студенты, бесконечно скроллившие фейсбук и переключавшие вкладки в браузере, едва услышав шаги за спиной; дай Бог бы притвориться, что я въебываю каждую секунду своей жизни! Ёбаная протестантская этика.
На фоне общего дроча на фейковую продуктивность ССАМ был глотком свежего воздуха. Брежневское модернистское здание, которое не ремонтировали с девяностых. Сюда граждане бакалавриата не ходили. В местных техно-лабиринтах их Тяжелую Работу никто бы не увидел. Ритуал был бы не соблюден.
А значит, в ССАМе можно было спрятаться. Втихушку сныкаться в пустой комнате за матовым дисплеем казенного мака. Сидеть там до утра в благословенном одиночестве, вытирая об столешницу пальцы, перемазанные гуакамоле из купленной в местном сельпо кесадильи. Громко жужжала промышленная вентиляция, в гримерках ругались ребята с актерского факультета. Для довершения образа ДК постсоветского вуза не хватало только запаха сигарет.
В общем, более душевного места на кампусе попусту не было.

Где-то там, за оплаченным университетом ИнДизайном, я и составляла из говна и палок редизайн Либрексу. Дизайнер из меня как из говна сметана, но, как показывает нам инфобизнес, обложку для фейсбук-странички может сделать любой криворукий козёл. Поэтому мучил меня лишь вопрос цветовой гаммы. Пытаясь прогреть потенциальных Лидеров Кампусного Мнения к публичному релизу нашего приложения, я опросила несколько человек из топа моего фейсбук-мессенджера на тему колористики.
Живее всех откликнулся «Мигель», мой бывший сосед по общажному подъезду, недавно закончивший отыгрывать роль Председателя Правой Партии. Он посоветовал использовать фиолетовый. Мол, синий плюс красный. Республиканцы и демократы вместе.
Мигеля стоило послушать. Он разбирался в бипартизанщине как никто другой. Поздний сын пожилого ветерана Вьетнамской войны, полулатинос, притворявшийся бисексуалом ради репутационных очков «гейского Плюща», Мигель переметнулся из демократов в республиканцы еще на первом курсе. Плюс, он обладал определенной кампусной властью — и внушающим ужас потенциалом к будущим политической карьере. Особенно учитывая, что как-то раз он заявился на общажный бранч с фингалом под левым глазом. Если вы понимаете, о чём я. Мы еще увидим его президентом США лет эдак через тридцать. (Канал «мне двадцать лет» — здесь вы узнаете все будущее американской политики!)
Помимо этого, Мигель был моим хорошим другом. Но мы давно перестали общаться. В любом случае, кто знает, на каких уровнях я столкнусь с общажным соседом, с которым мы пилили ящики мексиканского пива Modelo за сплетнями о местном дипстейте. Услуга за услугу. В Йеле учимся или где.
Так что я решила последовать совету Мигеля и выкрасила весь фирстиль Либрекса в темно-фиолетовый. Райану бипартизанский месседж “Единой Америки” понравился, а пипл схавал нормально. Спустя полтора года после моего увольнения из стартапа и год после моего побега из Америки, Либрекс до сих пор пользуется моей цветовой палеткой. Хоть какое-то достижение, учитывая что Райан снес все написанные мной этические манифесты и тупо торгует данными. Но я снова отвлеклась…
Да, и для исторического контекста надо пояснить, что разработка фирстиля Либрекса происходила одновременно с релизом “Джокера” в кинотеатрах. Одновременно с этим демократический дипстейт пытался импичнуть Трампа за телефонные сплетни с Зеленским. Йельский центр восточноевропейской культуры быстро обработал инфоповод и организовал публичный просмотр “Слуги Народа”. В общем, одним октябрьским вечером я вывалилась из единственного городского кинотеатра после “Джокера”, под мрачным дождем получила в руки выданный местным наркоманом буклетик очередных Свидетелей Иеговы, и сразу завалилась в какой-то всратый подвал смотреть отвратительный украинский сериал с американскими субтитрами.
В одну вену Джокера, в другую Зеленского. Чистый медиа-спидбол. Спасибо, Господи, что я осталась жива после этого передоза.